В сегодня – с прошлым багажом

06-3

Было бы упущением не познакомить читателя. Итак, Валерий Викторович Чиркин – инвалид 1-й группы, колясочник, один из номинантов на ежегодную премию «Преодоление – 2015» в разделе «Техническое творчество и предпринимательская деятельность».

– Что послужило основанием для попадания в номинацию?                

– Моя разработка специального устройства для автополива и его производства. В основе прибора – электролитический влагомер почвы. При изменении влажности меняется концентрация электролитов в почве и, следовательно, меняется электрическое сопротивление. Это служит сигналом для запуска в работу поливального устройства. Система полива представляет собой ленты, растянутые по земле. Полив идёт не путём разбрызгивания влаги, а капельно – непосредственно под корень. Это более рационально и эффективно, поскольку предотвращает процессы гниения и болезни растений. Значительно уменьшается количество сорняков. Исключён как недополив, так и перелив. Устройство облегчает жизнь садоводам-огородникам, чаще всего это люди пожилые, обременённые болезнями, не надо мучиться со шлангом или тяжёлыми лейками. Изначально я делал его под себя. Мы с женой инвалиды, но содержим огород.

– А что дальше? Неужели полностью делаете все вы?

– В процессе самого производства участвует несколько предприятий. К примеру, в Новосибирске заказываю печатную плату. В Нижнем Новгороде – электроклапан. Сборка изделия происходит в Перми. Подобрался небольшой коллектив единомышленников.

– Ну хорошо, собрали. Но ведь еще требуется продать?

– Реализуем оптом и в розницу через магазины и частным лицам – через Интернет. Отправляем по России и в Казахстан.

– Знания и опыт по созданию устройства почерпнули из своей профессиональной деятельности?

– Отчасти. Всю жизнь проработал с телефонными системами.

– Часто профессией становятся увлечения, берущие начало в детстве…

– С 4-го класса я учился в школе-интернате. Чему нас только не обучали! Там я приобщился к радиоделу, фотоделу. Получил даже профессию демонстратора узкоплёночного кино. Самостоятельно собрал электрогитару. Правда, музыкального таланта не оказалось, играли другие.

– А до школы-интерната жили с родителями?

– Раннее моё детство прошло в железнодорожном поселке Ласьва Краснокамского района. Мать работала путейцем, потом перешла в общепит. Отец – водителем. В год и семь месяцев я заболел полиомиелитом. Уже позже стали делать прививки.

До 3-го класса обучался на дому. Выр­ванные тетрадные листы с «двойками», помню, прятал за батарею – от родителей. Потом меня отдали в спецшколу-интернат № 4 для детей с нарушением опорно-двигательного аппарата (на улице Вильямса). У нас не было никаких комплексов – все были равны. Вспоминаю это время с благодарностью – нас не только учили, но и лечили по государственной программе. Каждые каникулы на несколько месяцев обязательно отправляли в санатории. Я лечился в Гудауте и Москве, в местных санаториях – «Подснежник» и на Комсомольском проспекте, около кинотеатра «Октябрь». Всё бесплатно.

После 8-го класса опять же по гос­программе профориентации направили в Пензу обучаться на часового мастера. Другие ребята выбирали профессии бухгалтера, телемастера, закройщика, швеи. Причем все училища были приспособлены для детей-инвалидов. Поехали мы с отцом. Посмотрели – стоят на отшибе два здания. В одном из них мне предстояло жить и учиться. Бывший монастырь. Толстые стены, небольшие окна, через которые едва проникает свет. По соседству – психдиспансер. Всё это нам не внушило оптимизма, и мы вернулись домой. Отец решил, что я должен продолжить учёбу в школе – он мечтал о другом пути для меня.

Так я оказался в 120-й общеобразовательной школе, где учился в 9-м и 10-м классах. В коллектив влился легко – ходил с ребятами на футбольное поле. Они – в качестве игроков, я в качестве болельщика и фотографа. Тогда фотограф был в почёте. На почве общего увлечения радиоделом сдружились с учителем физики. Вместе что-то выдумывали, мастерили, «химичили»… Кстати сказать, мои знания, полученные в школе-интернате, совсем неплохо смотрелись на фоне общеобразовательной школы, а в английском – так даже замечательно.

– Как сложилась ваша жизнь, Валерий Викторович, после окончания школы?

– В 17 лет прошел бесплатное обучение в автошколе. Вместе со мной учились бывшие фронтовики. Им автомобили государство выдавало бесплатно. Это был уже 1972 год. Они все еще продолжали жить прошлым, гоняли одни и те же воспоминания о войне и на трезвую голову, и на посиделках с бутылочкой. Много рассказов услышал от очевидцев той страшной войны. В мирной жизни они сумели сохранить заразительный оптимизм и юмор…

– И что же вы делали, получив водительские права?

– Через пару лет родители при содействии государства смогли купить «Запорожец». Это позволило мне сделать карь­еру, увлечь девушку, жениться и воспитать детей. Устроился работать на телефонный завод, и автомобиль был очень кстати. Вообще за свою жизнь я изъездил три «Запорожца», «Москвич», «Оку». Сейчас езжу на вазовской «десятке». В 1975 году поступил в радиотехническую школу при ДОСААФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту). Там я получил «корочки» радиотелемастера и военный билет, открыв который, с удивлением прочёл, что я военнообязанный. Решил обратиться к военному чину. Тот, не долго думая, вписал в соответствующую строку частицу «не» и вернул мне билет.

А с удостоверением радиотелемастера я, гордясь собой, отправился в отдел кадров телефонного завода. Сам себе казался этаким кладезем знаний. Но рабочие будни быстро развеяли мою само­уверенность. Стало понятно, мне предстоит ещё очень многому учиться. Что и делаю всю жизнь.

Надо сказать, на работу меня брать не хотели. В заключении ВТЭК (теперь МСЭ) было написано, что я могу клеить конверты не более 4 часов в день. Пришлось доказывать ВТЭК, что в умственной работе ноги не участвуют. И меня оформили в ОКБ «Спектр».

– Чему в нем научились и как это пригодилось в дальнейшем?

–  Мы занимались разработкой кнопочных аппаратов. Следующей темой стали таксофоны, которые явились серь­езным конкурентом импортным аналогам. (Вот так тихо, без апломба осуществлялось импортозамещение. – Авт.) Другие наши разработки были связаны со средствами связи для людей разных профессий – шахтёров, нефтяников, моряков, тружеников сельского хозяйства. Везде своя специфика. Например, в шахте из-за повышенного шума мембрана обычного связного устройства разрушается за неделю. В морских условиях повышенная влажность и большая концентрация солей приводят к коррозии. Нефтяникам и труженикам села нужны сверхдлинные кабели. Раньше не было спутниковых телефонов.  Кроме того, наше КБ решало задачу защиты телефонной связи от «прослушки». Это касалось специальной связи для государственных лиц и военных. За разработку телефонного концентратора РИФ (мини-АТС для внутрислужебной и городской связи одновременно) наш коллектив получил награды ВДНХ. Есть и у меня серебряная медаль столь почетной выставки.

За 16 лет работы в «Спектре» прошёл путь от лаборанта до инженера. Начинал заочно учиться в институте Бонч-Бруевича, но, дойдя до сессии, заболел и оставил учёбу. «Не начатое высшее», – шутила по этому поводу мама. В 1983 году женился.

– Расскажите о вашей семье.

– Моя жена Ольга Михайловна на 4 года младше меня, всю жизнь работала бухгалтером. Наши мамы были приятельницами. Они нас и познакомили. Жена тоже инвалид – родилась без руки. Через год после женитьбы у нас родилась дочь, потом – сын. А тут грянула перестройка. И началось: задержка зарплаты, пособий, талоны, очереди. Приходилось искать подработки на стороне.

Один раз обратился в соцзащиту, там подсчитали наш доход, и оказалось, что он на 3 рубля больше положенного для оказания матпомощи. Ничего, обошлись, выстояли и детей подняли. В течение двух лет нанимали им репетитора по английскому языку, поскольку в школе не было учителя. Обоим дали высшее образование. Сын – инженер, системный администратор, дочь – экономист-бухгалтер. У них свои семьи, дети.

– Однако вернемся к работе. Что было после «Спектра»?

– Оттуда я перешёл на малое предприятие в «Триком». Оно  само искало и брало заказы и само же производило. Занимались мы в это время связью для энергетиков. Затем перешел работать в НИИ АТТ. Пришёл я туда инженером-конструктором 3-й категории. Через 6 лет поднялся до 1-й категории, стал старшим инженером, а ещё через 2 года был назначен руководителем группы. Пришлось много работать со студентами, помогал писать дипломы. С некоторыми ребятами до сих пор поддерживаем приятельские отношения. Сегодня наши практиканты работают в известных компаниях коммуникационного направления.

Характерный пример царившей в то время бесхозяйственности: в течение трёх лет не работал лифт, приходилось 4 раза в день пешком подниматься и спускаться с 7-го этажа.

Половина сотрудников к тому времени ушла с завода. Меня приглашали в различные ЗАО. Опасался уходить – всё-таки коммерческое предприятие, где нет никаких гарантий. А мой НИИ АТТ, профсоюз выделяли мне путевки на лечение, ездил на курорты в Цхалтубо, Ключи, с женой и детьми в Усть-Качку, Демидково.

Когда все рухнуло, перешел работать в ЗАО «Интеллектуальные системы и технологии». Интенсивность работы на новом месте возросла в десятки раз. Достаточно сказать, что разработки на заводе, занимающие 2–3 года, тут сократились до 2–3 месяцев. Организовали производство таксофонов. Разрабатывали защиту от пиратского подключения, т.е. бесплатных звонков. Нужно было предусмотреть и перекрыть заранее все лазейки. По иронии судьбы я столкнулся с таким пиратом «нос к носу». Во время разговора по скайпу – его интересовал автополив – разговор повернулся таким образом, что он в подробностях рассказал мне о том, как подделывал карточки таксофона при помощи компьютера. «А я тот, кто разрабатывал защиту таксофонов от таких махинаторов», — отрекомендовался я. Посмеялись.

Работать приходилось по 8 часов в день и более. Какие там 4 часа, рекомендованные когда-то ВТЭК?

– Как посмотрю, вся жизнь в работе.

– Да нет. Находили время и на отдых. Ещё в НИИ у нас сложилась компания рыбаков. У меня даже удостоверение имелось охотника и рыболова. Ружьё по наследству от отца перешло. Зато сейчас стал к природе ещё ближе – полгода живу на даче. А вообще-то мне повезло на хороших людей по жизни. Без их незаметной помощи и внимания все могло бы сложиться по-другому.

 – Так что хочу услышать от вас выводы, а возможно, и советы молодым инвалидам.

– Могу сказать, что в становлении моего поколения большую роль сыграла поддержка государства. Нас учили, лечили и профориентировали. Поэтому мы состоялись в жизни. Был вектор, по которому шел инвалид. Сейчас много говорят о равенстве. Оно недостижимо. Все люди разные –  по физическому состоянию, умственным способностям и социальным возможностям. Просто каждому нужно найти свою нишу. А государству следует помогать. Теперь оно часто руководствуется вроде бы правильными законами, но больше популизма и шумихи, часто деньги выбрасываются на ветер. Понятно, что здоровье моё с годами не становится лучше. Вначале ходил с палочкой, потом – на костылях, теперь вот болезнь усадила в коляску. Стали слабеть и болеть руки. Подал заявку на коляску с электроприводом. Пришла комиссия из 4 человек. Посмотрели: «Руки-то у вас ещё действуют» – и в коляске отказали. А знаете почему? Вышестоящее руководство запретит, мол, жесточайшие условия обозначены. А еще у меня замечания к организаторам премии «Преодоление». Вернее, пожелания. Номинация – значимое мероприятие для инвалида, и думаю, совсем нелишне выдавать свидетельство номинанта с подписью главы города.  Хотелось бы подробнее в СМИ познакомиться с участниками премии и членами жюри. Знакомство по пятиминутному видеорепортажу мало что рассказало собравшимся в цирке зрителям. А молодым инвалидам было бы интересно и важно узнать о достижениях других…

 Мария ПАРШАКОВА