Во время игры в баскетбол в составе студенческой команды он столкнулся с игроком команды противников под названием «Бизоны». Оба неслись на большой скорости. Удар от столкновения был такой силы, что обоих выводили с «поля боя» под руки. Как выяснилось позже, у Сани случился перелом ребра и лёгкое сотрясение головного мозга. У «бизона» сломан палец. Но на этом несчастья не закончились. Пока Саня кружил по поликлинике от невролога к травматологу, он подвергся вероломному нападению вируса. Так что пришлось дело иметь ещё и с участковым врачом. Все они щедро выписывали больному лекарства, которые Саня добросовестно принимал. Добросовестность эта обернулась против него самого – многострадальный желудок студента не выдержал лекарственной «бомбардировки» и возопил. Едва Саня собрался «встать в строй» – приболела мать. Пришлось ехать в деревню – побыть «на хозяйстве». Хоть и невелико оно – коза да пять кур, не считая кошки и собаки, но хозяйской руки требует.
Саня отстал в учёбе. Пришлось брать академотпуск и искать работу. Он и раньше подрабатывал ремонтом компьютеров, но теперь ему требовался стабильный заработок. Время шло, поиски затянулись, а деньги требуются всегда. Тут на улице подвернулся земляк – водитель автобуса у «частника», посетовавший, что остался без кондуктора. Прежняя ушла в декрет. К этому времени Саня, уставший от бесплодных поисков, готов был на всё и в качестве кондуктора предложил собственную кандидатуру. Благо, автопарк недалеко от дома. Он не знал, на что шёл…
Работа оказалась трудной. Если выход был в первую смену, то вставать приходилось в 3 часа ночи. Всю смену чего-то мучительно хотелось – то спать, то согреться, то есть, то в туалет. Оказалось, что у кондуктора нет друзей, кругом одни враги – ревизор, пытающийся лишить премии, пассажиры, доставляющие одни неприятности. Случались и кривые усмешки, и плоские шутки, и глупо-откровенное удивление от того, что кондуктор – молодой парень. Когда Саня видел компанию, то машинально напрягался. «Одиночки» же редко выдавали реакцию. Даже в гараже висело поздравление с Новым годом, обращённое только к водителям. Про кондукторов – ни слова. Домой Саня возвращался шаткой походкой на деревянных ногах. Немудрено – кто-то подсчитал, что за смену кондуктор проходит путь в 20 км. И ещё – стал он замечать за собой странную особенность. Везде ему мерещилась денежная мелочь – в пробках от пивных бутылок, вдавленных в снег, в узорах линолеума, в закрученных линиях деревянной столешницы. Саня маниакально скрёб эти миражи пальцами, пытаясь положить в карман.
Внешне он всегда был спокоен. Быть вежливым его обязывала инструкция. Но кто бы знал, каких усилий это ему стоило, когда несколько раз на день он получал уколы в самое больное место – самолюбие. Закипающее раздражение готово было вот-вот выплеснуться наружу. Правда, к концу смены не было сил даже на него. Несколько раз Саня сходил в церковь, чего раньше с ним не случалось. Стоя у икон, просил терпения, повторяя про себя слова молитвы, которую покойная бабушка заставила выучить в детстве.
В последний день года у Сани был выход во вторую смену. Зимой темнеет рано. По мере сгущения сумерек огни новогодних витрин становились ярче, а пассажиры – громче и оживлённее. Саня же всё больше мрачнел. Он чувствовал себя выпавшим из общего праздника. Низшей кастой. Все куда-то спешили. Всех этих людей кто-то ждал – семья, друзья, родные. Саню никто не ждал в неуютной съёмной квартире. Старые друзья остались в прежней жизни, куда нет возврата. У них сейчас сессия, а он калымит по-чёрному. И девушки у него нет, хотя по возрасту уже пора… Его бедная мать будет встречать Новый год, сидя одна у телевизора. «Надо будет позвонить ей», — думал Саня, меняя деньги на билеты и машинально твердя в ответ на поздравления: «И вас так же».
Ближе к полуночи народу становилось всё меньше. Саня даже сумел позвонить матери. Поздравил. Поговорили. Печаль не ушла, но на сердце потеплело. Во время последнего рейса автобус был почти пуст, не считая мужичонки невзрачного вида. Саня направился к нему. Молча встал рядом. Тот взглянул и деланно-весело удивился: «Кондуктор, что ли?»
В Саниной душе проснулось и заворочалось раздражение.
— А я думал сегодня бесплатно в честь праздника! – тянул кота за хвост мужичонка.
Саня не уходил.
— Может, договоримся? У меня и денег-то нет…
— У кого нет, те пешком ходят, — закусил удила Саня.
— Так нам с вами всё равно по пути.
— Чего там? – высунулся водитель.
— Не платит.
— Ладно, оставь… — махнул тот рукой.
«Добрый ты, — подумал злорадно Саня, — потому что всё у тебя хорошо и дома тебя заждались. А я тут один, как перст, и надеяться мне не на кого». А вслух сказал, обращаясь к пассажиру:
— Денег нет, а накупили вон целый кулёк, — и он махнул рукой в сторону пакета, стоящего на коленях мужичонки. Дальше произошло неожиданное. Саня не рассчитал широту жеста и случайно ткнул пакет. Тот накренился, и из него друг за другом стали шлёпаться в жидкую автобусную грязь кулёчки и упаковки. Какое-то время оба остолбенело смотрели вниз. Вдруг нижняя губа мужичонки запрыгала, уголки губ поползли вниз, и он беззвучно заплакал.
Стыд утюгом прошёлся по сердцу Сани. Хоть и неказистый пассажир, но в отцы годится. Он принялся торопливо собирать измазанные в грязи продукты обратно в пакет.
Мужичонка всхлипывал, как ребёнок, вздрагивая плечами.
— Простите, я не хотел, — на душе Сани было мерзко.
— Продукты мне отдали… просроченные… — бормотал по дороге мужичонка. – Билет я отработаю. Могу пол помыть или ещё что…
Показались ворота автопарка.
— Да не надо ничего мыть.
— Мне всё равно делать нечего. Я ночую в котельной, а Петрович только завтра вечером придёт.
— А до этого – куда?
— Прокантуюсь. Не пропаду.
Дежурному механику Саня не моргнув соврал: «Родственник из деревни» — отправился сдавать кассу.
Когда вернулся, Семён – так звали нового знакомого – уже заканчивал уборку.
— Эх, помахал шваброй – флотскую молодость вспомнил, – объяснил Семён. – Я ж на флоте служил.
Когда вышли за ворота автопарка, до Нового года оставались считанные минуты.
— Куда вы теперь? – поинтересовался Саня.
— А гулять буду. Смотреть, как люди веселятся.
Саня вспомнил, как тяготило его сегодня чужое веселье, и сказал:
— Я тут недалеко живу.
— Не, не… Стеснять не буду.
— Один я живу.
* * *
— Ну, за Новый год! – Семён плеснул в кружки по глотку прозрачной жидкости. Выпили. Закусили магазинными пельменями. Из телевизора лилось приглушённое веселье, создавая фон.
— Ты ещё молодой, — начал Семён. — Всё у тебя впереди. Главное – не теряй бдительности. Вот я её потерял и что вышло? – он вопросительно посмотрел на Саню. — Ведь я токарем был 6-го разряда! Получал больше некоторых инженеров. Уважали меня. С почётом на пенсию проводили. А потом жена заболела и померла. Царствие ей небесное. Тут стал захаживать сын друзей. Я ему в детстве кораблики и самолёты из дерева вытачивал. Теперь вырос – юристом стал. Как придёт, ставит бутылку – выпить за помин души. Мне подливает, а сам не пьёт. Ну и под это дело сунул мне дарственную на мою квартиру подписать. Вроде как детей у тебя, дядя Семён, нет, так я тебя в старости заместо сына обихаживать буду. В обмен на квартиру, конечно. А потом продал её. Пожитки мои перевезли в частный дом развалюшный. Там на дверях замок висит, а крыши почти что нет. Жить там нельзя. Вот с тех пор и мотаюсь – то там, то тут. Хорошо, хоть ночевать есть где. Петрович приютил. До весны надо как-нибудь протянуть, а там можно за ремонт крыши браться.
Помолчали. Сеня вздохнул:
— Я этим летом дома крышу латал и пол в бане перестилал. Как батя помер, всё прогнило.
— Без мужика в деревне – беда, — покачал головой Семён. – Знаю – без отца росли. До победы не дотянул немного.
— А у меня первого января – день рождения, — признался Саня.
— Надо же… В день рождения положен торт.
— Да я особо и не отмечал никогда. С отцом несколько раз первого числа на рыбалку ездили. В этот день улов всегда хороший был. Приманки мы брали мягкие – на поролоне.
— Я тоже любил порыбачить — летом, в отпуске. Кот в деревне был – только увидит, что удочку беру, сразу в попутчики пристраивается. Матросом звали. Я удочку закину, а он сидит, ждёт и на поплавок поглядывает.
Посмеялись и стали вспоминать смешные случаи на рыбалке, не слыша глухих взрывов петард за окном. Телевизор жил в углу своей отдельной жизнью. Ещё несколько часов назад они не догадывались о существовании друг друга, а теперь увлечённо собирали из отрывочных воспоминаний, как из пазлов, картину прошлой жизни. Не две разные, а одну общую на двоих. И она казалась им нереально чудесной, как в детстве.
Когда их окончательно разморило от усталости, еды и тепла, Саня, не раздеваясь, растянулся на кровати, а Семён свернулся там, где сидел, – на диване.
Саня проснулся, когда день вошёл в полную силу. Обвёл глазами неубранный стол – тарелки с недоеденными пельменями, остатки бутербродов с колбасой. Полюбовался игрой солнечных лучей в слегка отпитой бутылке. Глянул на диван – он был пустой. Повёл взгляд дальше и увидел, что ящик стола, в котором он хранил деньги, — приоткрыт. Саня резко сел. Так и есть – ограбил и смылся! Ну и дурак! Поверил, развесил уши! Что он там про бдительность говорил? На душе снова стало привычно погано. Ничего не хотелось, но усилием воли Саня заставил себя поставить на газ чайник и сел, тупо уставившись в пространство. В это время раздался стук в дверь. Может, показалось? (Звонка он не делал принципиально – на нервы действует). Саня пошаркал к двери. Щёлкнул замком. На пороге стоял улыбающийся Семён.
— С днём рождения! – в руке он держал круглую коробку.
Проходя в комнату и ставя коробку на стол, Семён рассказывал:
— Ещё когда к тебе шли, я заметил, что у ларька снег не убран. Ну, думаю, вот поле для деятельности! Утром сунулся – так и есть – дворник запил. Убрал им территорию. Хотели макаронами и колбасой дать, но я сказал – лучше деньгами. Хочу, говорю, другу на день рождения торт купить. Чтобы всё, как у людей!
На кухне весело свистел чайник, будто паровоз, прибывший на станцию. Станцию, где всё вперемежку – грусть прощания, беспокойство ожидания и теплота долгожданных встреч.
Мария ПАРШАКОВА
