Пойми разберись во внезапно вспыхнувшей ассоциации. Вроде бы ни с чего. Просто разговаривала с человеком довольно почтенного возраста, которому не дают покоя волна стихосложения, его ритм и страсть к рифмам.
Однако подсознание делает свое дело осознанно, услужливо подсовывая эти самые метафоры и ассоциации. Впрочем, все по порядку, без итожащих начальных выводов.
…Живет в Перми достойный человек. Зовут его Василий Иванович Артемов. В разных краях пришлось жить. В Нижнем Тагиле в годы войны 13-летним пацаном заступил на трудовую вахту. Не совсем обычную – на вахту швейного дела. Правда, для этого оно началось с распарывания привезенных с военных полей грязных, в крови шинелей – и наших, и немецких. В работу же шло уже все простиранным и отпаренным. В общем Вася оказался при деле, да и мамин помощник в воспитании своих двоих сестер. А сам за старшего – отец на фронте.
Конечно, можно тупо пороть, а можно пороть под особенный ритм, рождаемый в голове. Так пробивалась тяга к ритму и рифме, чтобы выразить свои мысли и чувства.
Затем началась серьезная служба – учеба в Рязанском летном училище и служба в летной воинской части в Бердичеве. Стихи сопровождали его, даже были набраны во Львовской газете военного округа.
Уже небо было мирным, но учебные вылеты на боевых самолетах не давали забыть о военных годах. Главное – о патриотизме воинов: «И я точно так же в военные годы / Спешил на работу в предутренний свет,/А также горжусь, что ношу я погоны/ Солдата, что в песнях народа воспет».
Никогда не забывал Василий о своих погибших родных – двух братьях отца и двух братьях матери.
Мирная жизнь повернула трудовой путь по тому же направлению, но уже по другому пути. Снова Нижний Тагил, снова швейное производство. Только уже на высшей ступеньке – модельером. Недаром одухотворенные творческим началом Василия Артемова его женские модели были отобраны для размещения в журналах мод. Молодой мастер знакомится с именитыми модельерами, участвует во всероссийских показах мод.
И все годы этаким параллельным сопровождением – рифмы, рифмы, рифмы. Гражданский накал его творчества обретает публицистическое звучание. В его творчестве, пусть не профессиональном, но искренне правдивом находят отражение все болевые темы, которыми отмечено время в разные годы. Наиболее остро в переломные моменты эпохи. Так им создается «Поэма о колбасе»: «…И я пришел сюда (в гастроном. – Ред.) с рассветом/ В надежде что-нибудь иметь. И стать хоть чуточку поэтом, /Чтоб боль народную воспеть». И далее: «А мы все топчемся на месте, За горло взял нас дефицит, — Ведь обещанием словесным / Никто не будет в мире сыт». Из этой его словесной боли правомерно, но пока безответно следует: «Ну разве мы за жизнь такую лишились дедов и отцов?» — и как приговор: «Не смыть, стереть – пятно нельзя, Расплатой станет вся земля».
…Молодость, любовь – а значит, новые темы, посвященные своей любимой. Однако острый глаз и обостренный слух не могут пройти мимо какофонии и бессодержательности массового песенного творчества. Отсюда – осуждение: «Много песен о любви пропето: /Уши вянут от такой любви; /Сложили в прозе два куплета/ И хором воют до зари/ А зал, наполненный юнцами,/ Шумит, как в бурю, океан./ Наверх простертыми руками/Волной колышется туман».
Хотя, казалось бы, жизнь удалась – как-никак пригласили в Пермь конструктором одежды, работа в Доме моды, всеми уважаемый, почитаемый (особенно женщинами – уж очень пришлись по вкусу его модели!), хорошая семья, сын и дочка, но вот не может Василий Иванович закрывать глаза на весь негатив в стране. Не в его это характере! Главное же – на войны в Афганистане и Чечне.
До глубины души его взорвало сообщение о случившемся в Чечне и погибшем Пермском ОМОНе – о чем, собственно, говорит эпиграф к поэме «Памяти Пермского ОМОНа»: «Слезой обливаясь, поэму пишу. /Сердечною болью сегодня живу. Героям, погибшим в неравном бою,/ Я вечную память и славу пою».
Кажется, события известны по многочисленным публикациям, фильмам, рассказам очевидцев. По живым впечатлениям вернувшихся пермских омоновцев, по скорбным моментам похорон погибших друзей воссоздает Василий Иванович историю войны, гибели. И через все это – пронзительная боль, которой автор придал публицистически-лирическую форму. Насколько сумел почувствовать, представить те жуткие события: «В траурных лентах сотни венков, / Надпись на лентах понятна без слов. В песнях прославят их имена, Вечно их будет помнить страна…», «С далекой Чеченской российской земли/ В железных гробах их тела привезли./ Плачут, рыдают родные, друзья – / В трауре Пермская область вся!…». «Над городом черные тучи плывут, / Быть может, раскатятся громом. По улицам реки людские текут/ проститься с погибшим ОМОНом…»
Можно назвать много тем, тревожащих, будоражащих Василия Ивановича, несмотря на 85-летний возраст, который все больше к тишине и покою располагает. И хоть болезней хватает, и ноги болят, так что каждый шаг дается с трудом, он по-прежнему остро на все реагирует, в любую минуту готов наизусть читать свои стихи, поэмы – не сдается на милость годам и не расстается со своей влюбленностью в строй стихописания. Дети – сын и дочь – помогли выпустить сборники стихов. А он мечтает о новых. Видя непорядок в мироустройстве, он не может молчать, как не может не помнить о всех прекрасных моментах жизни.
Так что, если вернуться к неожиданной ассоциации, с чего начался мой короткий рассказ о Василии Ивановиче Артемове, то, наверно, не такая уж случайная эта ассоциация с пляшущим огнем. Вся его жизнь с рвением к горению и созвучию напоминает незатухающее пламя в печи, без синеньких угарных углей.
Дина ГАЛИНА
