Канализационный люк за автобусной остановкой по совместительству служил птичьей столовой. Туда я и направила свои стопы. Я заметила – угощение для пернатых приносят исключительно пожилые женщины. Одна из них – постоянно покупая с небогатой пенсии разнообразную крупу для птиц, сама питается почти одной овсяной кашей – после нескольких операций организм отвергает другую еду.
Осталось перейти дорогу. Транспортный поток мерно гудел. Дверь ближайшего ларька распахнулась, и однозвучный вой накрыл пространство: мамаша, подняв за руку, выносила свое орущее чадо лет двух. Взъерошенный пацаненок болтался, изгибаясь на вытянутой руке, как рыба на крючке. Когда его ноги зацепились за землю, он тут же развернулся легким корпусом в сторону открытых дверей и рванулся обратно. Бдительная мамаша вздернула непокорного повыше и под аккомпанемент глухого рычания, в котором угадывалось слово «купи!», потащила через дорогу.
На автобусной остановке соляными столбами застыли два человека, третий скучал на лавке. Медленно подошла старушка, согнутая почти вдвое и опирающаяся на суковатую палку. За ее спиной топорщилась холщовая сумка, к которой были пришиты лямки, чтобы носить ее как рюкзак. Полинявший платок на голове, ветхий плащ, из-под которого выглядывали спортивные штаны с лампасами, пережившие не одно десятилетие кроссовки – все кричало о крайней бедности. Было видно – жизнь так сдавила человека, что внешний вид для него уже не имеет никакого значения. В глазах – застарелая тоска от тяжести бытия, достигшей предела. Безденежье, нездоровье, тяжелые личные обстоятельства – разве мало для этого причин?
– Девочка… девочка! – я не сразу поняла, что это относится ко мне. Пожилая женщина, сидящая на остановочной лавочке, маленькая и круглая, рядом – тросточка, протягивала ко мне руку, сжимая что–то в кулаке. (К слову, на днях подвозивший меня таксист средних лет кричал нетерпеливо сигналившему сзади водителю: «Не видишь, что ли – бабушку высаживаю?» А сегодня – девочка… Метаморфозы.)
– Передай, вон, бабушке, – она высыпала мне в руку кучу десятирублевых монет. Я сделала три шага и отправила деньги в карман старушкиного плаща.
– Возьмите, пригодится.
– Зачем? Не надо… – слабым голосом запротестовала старушка, но тут подошел автобус. Из отворившейся двери на остановку вылетел добрый молодец, чуть не сбив старушку с котомкой, и подал кому-то руку. Сначала кокетливо протянулась ручища, затем выплыла целиком крупнокалиберная девица, заслонившая собой картину обзора. Когда автобус отъехал, остановка была пустынна.
Я присела на лавочку рядом с щедрой женщиной.
– Наверное, одна живет, – кивнула я в сторону автобуса, увозившего старушку.
– Конечно, одна. Это видно. Скорее всего, ездила в тот магазин, где старикам просроченные продукты отдают – все равно выбрасывать.
Помолчали. Ветер покусился было на ажурную шляпку собеседницы, но та быстро отреагировала.
– Я помню, от нашего треста было общежитие, – продолжала она, вкручивая головной убор в голову. – Почти все пять его этажей были заселены вот такими бабушками. Привезли их еще во время войны – молодыми девчонками из разных деревень. Всю жизнь работали, а на старости лет у них только и было, что кровать да тумбочка в общежитии. Была у меня там знакомая. Как-то зовет – приходи на новоселье. Комендантша уволилась – я сейчас в ее комнате живу. Одна! Теперь уж никого нет в живых.
Мимо прошли два бородатых – по моде – парня. Один – очень молодой и субтильный с бородой «лопатой». У его спутника – внушительного телосложения и роста – бороденка полоскалась на ветру серой паклей.
– С этим общежитием уже в наше время история была, – продолжала новая знакомая. – Крыльцо там совсем развалилось. Несколько лет люди просили ремонта. В ответ – тишина. А тут новость – Ельцин в Пермь приезжает! Крыльцо новое сделали моментально. А через несколько дней – как президент уехал – его разобрали и увезли. Много у нас безобразий. Вот, например, клали мы с ребятами асфальт…
Заметив мой вопросительный взгляд, собеседница пояснила:
– Я много лет проработала в 14-м тресте главным прорабом. Мы и строили, и асфальт клали.
– Мужиками командовали? – я с сомнением покосилась на игрушечные ботиночки, много не достающие до земли. Однако в постановке голоса слышалась заточенность на отдачу распоряжений.
– У меня было две бригады – русские и армяне. Все ребята хорошие. Многие с образованием. В Армении тогда экономическая обстановка очень тяжелая была, и ребята ехали сюда на заработки. В то время мы сотрудничали с Госзнаком. Тогдашний директор решил баллотироваться в депутаты, и нас заставили перед выборами заасфальтировать дорогу. На дворе то снег, то дождь. Понятно, что это ненадолго, а куда денешься?
На остановке появилась знакомая собака – помесь колли с дворнягой черно-белой масти. Белые пятна давно стали серыми, длинная шерсть скаталась. Уже несколько лет она дежурит на остановке, провожая глазами выходивших из автобуса пассажиров в надежде отыскать давно потерянного хозяина. В углу для нее поставлена плошка с едой. Сейчас в ней чипсы и печенье, сверху стаканчик от мороженого.
– Лохматая, как медведь, – задумчиво заметила прораб и тут же встрепенулась, что-то вспомнив. – Когда я в Медянке работала по договору, был такой случай. Шла я в соседнее село короткой дорогой – через лес. Слышу: впереди кусты трещат. Остановилась. Тут из-за кустов высунулась медвежья голова! Стою. А медведь ворчит, ветки ломает и в мою сторону бросает. Вроде прогоняет. Я еще постояла, а потом пошла другой дорогой.
Иду мимо деревенской библиотеки – горит костер. Спрашиваю: «Что это у вас?» Отвечают: «Тома Ленина сжигаем». Я возмутилась: «Книги – сжигать?! Не вы их писали!» Оставшиеся в живых забрала с собой.
Ну, пора домой… Я тут на лавочке отдыхаю, когда из магазина иду. Вас как зовут? А я – Людмила, можно без отчества.
Мы простились. Ажурная шляпка уплывала в перспективу, а метроном тросточки, отсчитывающий шаги, постепенно затихал.
У люка, как обычно, паслись увечные голуби с деформированными лапами, ожидая подачки. На угощение мигом слетелись здоровые собратья, сильно снижая шансы недужным подкормиться.
Обратный путь лежал через детскую площадку, где мамы гуляли с детьми. До слуха долетали отдельные слова – педиатр… воспаление… температура… Тут же чья-то бабушка кричала в трубку о том, что Николая положили в больницу. На миг весь мир показался общей больничной палатой. Впрочем, это хлорное облачко быстро развелось свежим впечатлением от знакомства с прорабом. Вопреки некрасовскому идеалу, она не станет тормозить коня на скаку – слишком умна. Если надо – это сделают ребята из бригады, для которых слово главного прораба – закон.
Мария Паршакова
